130 лет со дня рождения Осипа Эмильевича Мандельштама

Осип Эмильевич Мандельштам родился 15 января 1891 года в Варшаве в еврейской семье. В роду Мандельштамов были известные раввины, историки литературы и переводчики Библии. Отец мальчика — Эмилий Вениаминович Мандельштам — одинаково плохо говорил и по-русски, и по-немецки. Осип Мандельштам вспоминает: «У отца совсем не было языка, это было косноязычие и безъязычие. Совершенно отвлечённый, придуманный язык, витиеватая и закрученная речь самоучки, где обычные слова переплетаются со старинными философскими терминами… искусственная, не всегда договорённая фраза — это было всё что угодно, но не язык, всё равно — по-русски или по-немецки». Совсем по-другому характеризует поэт манеру говорить своей матери: «Речь матери — ясная и звонкая без малейшей чужестранной примеси, … литературная великорусская речь… Мать любила говорить… Не первая ли в роду дорвалась она до чистых и ясных русских звуков?». Мать — Флора Овсеевна — (в девичестве Вербловская) — была хорошо образованна и музыкально одарена. Она прекрасно играла на фортепиано, любила Александра Сергеевича Пушкина, Михаила Юрьевича Лермонтова, Ивана Сергеевича Тургенева, Фёдора Михайловича Достоевского. В детстве под руководством матери Осип учился музыке. Считается, что именно от матери мальчик унаследовал, кроме музыкальности, обострённое чувство звуков русского языка.

Осип получил образование в Тенишевском училище (окончил в 1907 году) С 1908 по 1910 год Осип Мандельштам учился в Сорбонне и в Гейдельбергском университете. В Сорбонне посещал лекции Анрии Бергсона и Жозефа Бедье в Collège de France. Познакомился с Николаем Гумилёвым, увлёкся французской поэзией: старофранцузским эпосом, Франсуа Вийоном, Бодлером и Верленом. В промежутках между зарубежными поездками бывал в Петербурге, где посещал лекции по стихосложению на «башне» у Вячеслава Иванова. В 1911 году познакомился с Анной Ахматовой, бывал в гостях у четы Гумилёвых.

На протяжении всей своей жизни Осип Мандельштам проявляет большую склонность не только к искусству словесности, но и к музыке. Слияние музыки и слова, особое музыкальное качество поэзии Осипа Мандельштама стали отличительной чертой его неповторимого творческого стиля.

Музыкальность стиха рождается из самой манеры чтения стихов Осипом Мандельштамом, его интонации, особого «музыкального» тембра голоса поэта. Так, Константин Мочульский, характеризуя свои впечатления от чтения стихов поэтом, вспоминает его «удивительный голос, высокий и взволнованный», «протяжное пение, похожее на заклинание или молитву».  Похожая характеристика приводится Виктором Шкловским: «Он произносил строчки стихов, как будто был учеником, изучающим могучее заклинание. Стихи обрывались, потом появлялась еще одна строка». Та же напевная манера воссоздана и в словах Александра Дейча: «Прямой и внутренне напряжённый, закинув высоко голову, он читал стихи из книги «Камень», читал совсем по-своему. Нараспев тянул строки стихов и в такт покачивал большой головой на тонкой шее». Павел Антокольский говорит о том, что Осип Мандельштам «выпевал прекрасные строки», а Ядвига Соммер сравнивает чтение поэта со «страстной патетической мелодией». Интересно и свидетельство Михаила Бабенчикова о «густом голосе» Осипа Мандельштама, не раз читавшего свои стихи в «кружке Ляндау». 

Музыкальность поэзии Осипа Эмильевича связывается с самим метром, из проговаривания или «проборматывания» которого поэтом рождались целые метрические размеры (примером этой манеры письма являются  амфибрахии ноября 1933 года («Квартира тиха, как бумага», «У нашей святой молодёжи», «Татары, узбеки и ненцы», «Люблю появление ткани», «О бабочка, о мусульманка», «Когда, уничтожив набросок», «И клёна зубчатая лапа», «Скажи мне, чертёжник пустыни», «В игольчатых чумных бокалах», «И я выхожу из пространства»). Недаром Андрей Левинсон характеризует Осипа Мандельштама как «вихрастого поэта с ритмичным воем бронзовых стихов», а Михаил Гаспаров разделяет этапы творческого пути поэта на основе эволюции метрики в его стихотворениях разных лет.   

Музыка в поэзии Осипа Мандельштама — это не только звук и ритм. В ней представлено множество образов, в которых сливаются воедино зримое, слышимое и осязаемое. Огромная звуковая симфония Осипа Мандельштама — это весь мир, включающий звуки окружающей действительности. В ней слышится «многосложный крик органа», «фортепианный рокот»  «разорванный скрипичный воздух», «пение Аонид» («Концерт на вокзале»). Вот как сам Осип Мандельштам описывает свои впечатления от Павловского вокзала, вдохновившие стихотворение «Концерт на вокзале»: «В середине девяностых годов в Павловск, как в некий Элизий, стремился весь Петербург. Свистки паровозов и железнодорожные звонки мешались с патриотической какофонией увертюры двенадцатого года, и особенный запах стоял в огромном вокзале, где царили Чайковский и Рубинштейн. Сыроватый воздух заплесневших парков, запах гниющих парников и оранжерейных роз и навстречу ему — тяжелые испарения буфета, едкая сигара, вокзальная гарь и косметика многотысячной толпы».

Удивительное слияние зримого и слышимого, звучание музыки, «зашифрованное» в графических символах нотной партитуры, предстает в «Египетской марке». Осип Мандельштам пишет: «Нотное письмо ласкает глаз не меньше, чем сама музыка слух. Черныши фортепианной гаммы, как фонарщики, лезут вверх и вниз. …Миражные города нотных знаков стоят, как скворешники, в кипящей смоле…».  

Музыкальное качество звучания в слове, отождествление звучания слов  с музыкальным ритмом и метром привлекает Осипа Мандельштама и в творчестве его современников — поэтов серебряного века. Георгий Адамович вспоминает об Осипе Мандельштаме, который читает стихотворение Анны Ахматовой «Бесшумно бродили по дому»: «Помню, что он говорил о чудесном ахматовском восьмистишии:

Когда о горькой гибели моей

Весть поздняя его коснется слуха

[…] «...Он ходил взад и вперед, то и дело закидывал голову и все нараспев повторял эти строчки, особенно восхищаясь расстановкой слов, спондеической тяжестью словосочетания "‎весть поздняя"‎‎... Особая интонация, ритм, звуковая окраска слова, отождествляемая со звучанием музыкальных инструментов, слышится Осипу Мандельштаму в звучании слов из стихотворения Б. Пастернака "‎Лето"‎». Поэт признается: «Как жаль, что невозможно сделать нотную запись, чтобы передать звучанье третьей строки, эту раскатывающуюся волну первых двух слов (и арфой шумит), вливающуюся, как растущий звук органа, в слова (ураган аравийский)… У него вообще был свой мотив. Однажды у нас на Щипке как будто какой-то ветер поднял его с места и занёс к роялю, он заиграл знакомую мне с детства сонатину Моцарта или Клементи с точно такой же нервной, летящей вверх интонацией… Как он этого достигал в музыке, я не понимаю, потому что ритм не нарушался ни в одном такте…».

Поэзия Осипа Мандельштама настолько музыкальна, что породила множество самых разных переложений на язык музыки. На стихи Осипа Эмильевича созданы вокальный цикл Александра Крейна «Две еврейские песни», вокальный цикл Карла Букхарда, кантата «Армения» Леонида  Гофмана для сопрано и струнного оркестра, вокальная симфоническая поэма Владимира Дашкевича памяти Осипа Мандельштама «Сохрани мою речь» для голоса и камерного оркестра, вокальные циклы Эдисона Денисова «На повороте», «Боль и тишина», романсы и хор без сопровождения Сергея Слонимского, «Шестая симфония» Бориса Тищенко памяти Евгения Мравинского (на стихи Анатолия Наймана, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама и Владимира Левинзона) и многие другие.

Анастасия Никулина, Научный сотрудник Российского национального музея музыки