Как музыканты отмечали Новый год

Каждая семья имеет собственные традиции празднования Нового года – самого любимого праздника в календаре. А как отмечали Новый год музыканты XIX–XX веков? Одни продолжали профессиональную деятельность и даже 31 декабря занимались или сочиняли музыку. Другие устраивали весёлые застолья, проводили время с семьёй, отправлялись на новогодний бал или разыгрывали юмористические сценки. Музыканты, как и мы все, подводили итоги уходящего года, торопились выполнить работу в срок, приучались писать новую цифру и 1 января спали до полудня. «Первого числа болела голова, как, впрочем, каждый год: пренеудобная традиция», – жаловался Сергей Прокофьев.

В России ёлка как символ Рождества вошла в моду в середине 1840-х годов в дворянской среде. Тайком от детей ель заносили в лучшую комнату дома (залу или гостиную) и ставили на столе, покрытом белой скатертью. Ветви наряжали свечами, лакомствами, украшениями, а под ёлкой раскладывали подарки. Входить в помещение, где велись приготовления к празднику, детям было строго запрещено. Малыши подслушивали шум за дверью или подглядывали в замочную скважину. Перед тем как запустить ребят в зал, на ёлке зажигали свечи. Распахивание дверей было самым сказочным, самым волшебным моментом праздника. Разряженная ёлка вызывала восхищение и восторг. Дети срывали подарки, кушали сладости и в порыве эмоций могли повредить дерево. В конце праздника ёлку, ставшую ненужной, выбрасывали во двор.

Свои детские воспоминания о ёлке оставил пианист Александр Гольденвейзер: «В Сочельник под Рождество всегда устраивалась ёлка. Все приготовления держались в тайне. И хотя мы все были уверены, что ёлка будет, всё же до последней минуты бывало какое-то волнение – а вдруг не будет? Мы не ели в этот день “до звезды”. Сидели в одной из комнат запертые. В комнату, где готовилась ёлка, нас не пускали. При этом ожидании мы всегда рассматривали огромное двухтомное немецкое издание Ветхого и Нового Завета с иллюстрациями Доре. Наконец, когда терпению нашему, казалось, уже подошёл конец, открывались двери в залу, и там ослепительно сверкала ёлка, вся увешанная различными картонажами, золотыми и серебряными орехами, мандаринами, пряниками, золотыми нитями и снежной ватой. На верху ёлки блестела звезда, а где-нибудь стоял или висел Дед Мороз. Под ёлкой для каждого из нас и для приглашённых детей лежали подарки... Незабываемые минуты детского счастья!»

Со второй половины XIX века в России устраивались публичные ёлки, где могли присутствовать родители без детей. Впрочем, «взрослые» ёлки были скорее похожи на традиционные святочные вечера, балы и маскарады. Первая такая ёлка состоялась в 1852 году на Екатерингофском вокзале в Петербурге. Публичные ёлки организовывались в дворянских, офицерских и купеческих собраниях, клубах, театрах. В Москве ёлки проводились в зале Благородного московского собрания. В Юсуповском саду в Петербурге на праздники устраивали ёлки и катания на льду с салютами, фейерверками и музыкой. Туда ходил и Сергей Прокофьев: «Вечером был в Юсуповом саду на ёлке. Знакомых никого, но мне было весело: столько народу, весёлых раскрасневшихся лиц, столько движения, фейерверков и всяких развлечений».

Музыканты подарки получали особые. Александр Бородин обрадовался собранию сочинений Николая Некрасова, подаренному ему супругой на Новый год, а также большому фотографическому портрету Михаила Глинки. Самым подходящим подарком для Петра Чайковского было полное собрание сочинений Вольфганга Амадея Моцарта, его любимого композитора. Это издание Чайковский получил на Рождество от Петра Юргенсона. Издатель передал подарок слуге Чайковского Алексею и велел ему тайком украсить ёлку. Тронутый получатель с признательностью писал Юргенсону: «...Выражу тебе восторженную благодарность за самый лучший, драгоценный, дивный подарок, который я когда-либо мог надеяться получить. Алексей исполнил всё, как ты ему велел, т.е. сюрпризом устроил ёлку, и около неё лежал мой бог, мой идол, представленный всеми своими божественными произведениями. Я был рад, как ребёнок. Спасибо, спасибо, спасибо!!!»

Некоторых композиторов Новый год застал за границей, и они имели возможность наблюдать другие обычаи. Сергея Прокофьева поразили американские традиции. У каждого из гостей на столе лежали детские шумовые музыкальные инструменты, которые пускались в ход в полночь: трещотки, бубенцы, дудки. Американцы пили шампанское, чокались, шумели, дудели, звенели и трещали. Прокофьев вспоминал: «Когда я без четверти двенадцать вынул часы, хозяйка, рядом с которой я сидел, спросила:

– Разве вы торопитесь?

Я ответил:

– Нет, но я хочу знать, далеко ли Новый год.

Она улыбнулась:

– Будьте спокойны, когда он придёт – все зашумят».

«Глупый, весёлый и пустой» американский Новый год Прокофьев противопоставлял русскому празднику. В Нью-Йорке «...не встречают Новый год торжественно, – сообщал Прокофьев, – нет часов, медленно бьющих двенадцать ударов, никто не встаёт, ощущая торжественность момента и, предаваясь в течение этих двенадцати ударов мечтам, желаниям или воспоминаниям, хозяин с поднятым бокалом не провозглашает первый тост».

Николай Римский-Корсаков окончил Морской кадетский корпус и в 1862 году отправился в дальнее плавание в качестве гардемарина, поэтому он три года встречал Новый год на клипере «Алмаз» – каждый раз в новой стране. В начале 1865 года моряк писал матери с вулканического острова Вила-Франка: «Ты спрашиваешь, как мы проводим и празднуем Новый год, по новому или по старому стилю; скажу тебе, что по старому, а проводим как обыкновенное воскресенье и никак его не встречаем, ложась спать основательно часов в 10. На адмиральском фрегате, впрочем, был ужин, но я там не был».

Вечер красит интересная компания. Михаил Глинка в 1845 году устроил новогодний бал в Париже и пригласил на него композитора Александра Даргомыжского. Сергей Прокофьев однажды праздновал Новый год с Александром Бенуа, а Александр Гольденвейзер – со Львом Толстым. Александр Бородин собирался встречать новый 1860 год в Париже у Ивана Тургенева, но в последний момент передумал и отправился в гости к одному из приятелей. По дороге знакомые дамы переманили его на бал в оперный театр. «Делать нечего – я как был в сюртуке и без перчаток и поехал, – признавался Бородин. – Пробыл там до 5 утра».

Творческие люди неистощимы на выдумки. Альфред Шнитке весело встречал Новый год со скрипачами Марком Лубоцким и Ростиславом Дубинским. Каждый музыкант заранее готовил новогоднюю юмористическую программу и записывал её на магнитофон. Программы прослушивались в канун Нового года. Победителя с лучшим чувством юмора определяли присутствующие. По воспоминаниям Марка Лубоцкого, бесспорным чемпионом был Шнитке: «С Альфредом состязаться бессмысленно: его юмор отличается неистощимой фантазией и блеском. А как заразительно и чистосердечно он смеётся!» К Дмитрию Шостаковичу на Новый год заявились иностранные гости – британские музыканты Бенджамин Бриттен и Питер Пирс. Единомышленники вместе слушали Баха, смотрели фильмы Чарли Чаплина, играли на фортепиано песни 20-х годов и даже сымпровизировали шуточный дуэт со скрипучим стулом.

Пётр Чайковский, напротив,мог без смущения провести Новый год один. 1888 год композитор встречал в Любеке и сообщал брату Модесту: «Живу я здесь очень приятно и, несмотря на то что в таком странном месте и полном одиночестве встречал Новый год, не испытываю тоски даже. Уж больно я нуждался в свободе и молчании».

Некоторые музыканты не прекращали работу даже в последний день года. Любимым занятием Александра Гольденвейзера в Новый год была игра на фортепиано. 31 декабря 1915 года пианист занимался весь день и успел выучить финал Сонаты-сказки Николая Метнера и три фортепианные баллады Фридерика Шопена. А Сергей Прокофьев вообще не придавал праздникам большого значения. День рождения он праздновать не любил, в новогоднюю ночь ложился спать пораньше, работал 31 декабря и 1 января.

Российский национальный музей музыки поздравляет посетителей с Новым годом. Пользуясь словами Александры Пахмутовой, пожелаем вам в Новом году «радостного и щедрого творчества, радостного и крепкого здоровья, радостной и светлой любви, радостного и ясного неба».