Говорит Шостакович

В фондах Музея музыки, в архиве директора фирмы «Мелодия» Бориса Владимирского хранится ценный документ — стенограмма вступительного слова Дмитрия Шостаковича в июне 1969 года перед исполнением его 14-й симфонии в Малом зале Московской консерватории. Это была не генеральная репетиция, а открытое прослушивание. Композитор объявил, что будет сделана пробная запись, чтобы в будущем можно было внести в симфонию исправления.

Вступительное слово Шостаковича было записано на пленку. Впоследствии фирма «Мелодия» выпустила альбом из четырех грампластинок с записями выступлений композитора, в том числе и этой речи.

В чем же ценность сохранившейся стенограммы? Если сравнить ее текст с записью, можно убедиться, что не сделано никакой редактуры — а ведь это редкий случай для того времени! Мы слышим речь композитора, который говорит о самом сокровенном, желая донести до слушателя смысл одного из самых искренних и трагических своих сочинений.

Очевидец этого выступления Евгений Евтушенко вспоминал: голос у Шостаковича «был никакой, с каким-то странным дребезжанием, как будто что-то было сломано внутри голоса; но зато исполненный неповторимой, почти потусторонней силы». А другой слушатель, находившийся в зале — композитор Семен Халатов — увидел лишь нескладного, неуверенного в себе человека, который «тер беспощадно лоб и переносицу, курил, ронял спички».

При этом Шостакович очень точно и кратко рассказал содержание всех частей своей необычной симфонии — она написана на одиннадцать стихотворений русских и зарубежных поэтов. Все они, в той или иной степени, о смерти. Описания некоторых частей действительно балансируют на грани вульгарного — возможно, из-за волнения Шостаковича. Вот, к примеру, как объясняет композитор содержание второй части, «Малагенья»: «Дело происходит в таверне, там происходят пьяные драки, поножовщина, и туда является смерть, собирая обильную жатву в этом кабаке». Но вот что Шостакович сказал о стихотворении Кюхельбекера «О Дельвиг, Дельвиг!» (часть 9-я): «В нем идет речь о красоте творчества, о красоте борьбы за великие светлые идеалы, о красоте дружбы».

Современники и критики не случайно сравнивали 14-ю симфонию с вокальным циклом Мусоргского «Песни и пляски смерти». Впервые об этом заявил сам Шостакович во вступительном слове. В сочинении своего предшественника он увидел, прежде всего, протест против смерти и напоминание о том, что надо прожить свою жизнь честно, порядочно, не совершая плохих поступков. Композитор отметил: «Увы, еще не так скоро ученые наши додумаются до бессмертия. Нас всех это ждет».

И если в начале речи заметны волнение и неуверенность, то в конце Шостакович вполне овладел собой. Он даже напомнил слушателям, что исполнение будет записываться, и просил тех, у кого была партитура, как можно тише перелистывать ноты – чтобы шелест не попал на пленку. И закончил трогательными словами: «Спасибо. Извините, пожалуйста».