Сергей Прокофьев. Сонет (Керенскому)

1917, апрель. Прокофьеву исполнилось 26 лет.

К этому времени композитор завершил Классическую симфонию, Скифскую сюиту, два фортепианных концерта и две сонаты, несколько циклов фортепианных и вокально-инструментальных пьес. Прокофьев известен на родине и за рубежом, издаёт свои сочинения, с успехом гастролирует.

1917, май. Россия вошла в эпоху глобальных перемен и продолжала нести огромные потери в Первой мировой войне.

22 мая военный министр Александр Керенский был вынужден издать приказ № 294 о дополнительной мобилизации. Среди прочих на фронт призывались все, кто состоял санитарами (в возрасте до сорока лет) в различных организациях. Под действие приказа попал и Прокофьев – он числился санитаром Красного креста при Главном управлении в Зимнем дворце. О решении Керенского композитор узнал из газет и, по его словам, «философски отнёсся к тревожному известию».

С просьбой о помощи в отсрочке призыва Прокофьев обратился к Александру Бенуа. Художник попросил о содействии Максима Горького, который написал Керенскому письмо. Это ходатайство Прокофьев должен был лично передать «спасителю Отечества».

Благодаря своей подруге, арфистке Элеоноре Дамской, знакомой с Керенским, музыкант узнал, что министр живёт в Адмиралтействе. Туда в июне 1917 года Прокофьев и направился.

Аудиенция не состоялась, но музыкант всё же увидел Керенского на выходе из Адмиралтейства. В дневнике Прокофьев написал: «В первом часу дня в вестибюле произошло оживление: забегали люди, кто-то крикнул автомобиль, по лестнице спустилась кучка народа с обоими адъютантами, в нескольких шагах от меня очутился человек в хаки с лицом Рахманинова <…>, поговорил со швейцаром и окружающими – и уехал. Когда он уехал, я сообразил, что это Керенский, и, видя, что больше тут делать нечего, отправился домой».

Через адъютанта Керенского Прокофьев всё же получил от военного министра отсрочку от призыва в армию. По этому случаю композитор отправляет Дамской ироничное стихотворение-сонет, где с блеском пародирует стиль поэтов-символистов и, по всей видимости, намекает на восторженное отношение своей подруги к Керенскому.

 

Безумный жрец, твоя душа дымится
Беспамятством и лавой огневой.
Ты исступлённый гений бредовой,
Ты огнецвет и огненная птица.

Твоя душа – измученная жрица
И непорочнее весталки образ твой.
Вино огня возделано тобой:
Огню весь мир обязан поклониться.

На фоне этих дней – живая небылица –
Ты исступленьем покорил ряды.
В твоей душе магически таится

Заветный ключ ещё живой воды.
Гори! Своим огнём ты сокрушаешь льды.
Безумный жрец, мне хочется молиться.